Николай Базаров: убийство Кирова, отец Путина и Смольный

Николай Базаров – обычный 17-летний парень. Так может показаться на первый взгляд. Он историк, генеалог, журналист, младший научный сотрудник Смольного музея, самый младший член Российского Военно-исторического общества, автор канала в Telegram.

Он учится в колледже на айтишника. А ещё он создаёт интерактивные карты, проекты и выставки. «Карта госпиталей блокадного Ленинграда» – реализованный масштабный проект. Сейчас Николай работает над проектами «Карта Героев» и «Карта госпиталей Москвы». Свою родословную он знает до 16 века уже с 14-ти лет.

Специально для «белого на белом» Николай Базаров дал большое интервью.

– Как ты думаешь, сегодня история приобрела особую актуальность?

– История действительно приобрела особую актуальность, потому что открылось огромное количество источников. Конечно, самое главное это архивы, и благодаря Интернету появилась возможность найти, что угодно. Но даже на какие-то очень актуальные темы найти информацию невозможно. Я как раз такие вопросы и закрываю своими проектами. Например, с помощью карты госпиталей блокадного Ленинграда. Мои проекты в целом направлены на популяризацию истории. Мне хочется показать, что история – это не просто знания из учебников, за которые ты получал оценки в школе, а это безумно интересная вещь. История среди нас. Можно даже не брать Петербург, где каждый дом – памятник архитектуры. В каждом доме вообще разные люди жили. В моём доме проживал Игорь Масленников, режиссёр «Зимней вишни» и советского «Шерлока Холмса». А в доме напротив жил Виктор Цой.

– Ты свой исторический путь начинал с генеалогии. Как это было?

– Да, мой исторический путь действительно начинался с генеалогии. Всё получилось следующим образом: дедушка меня постоянно просил найти информацию о своём отце, и я в 2017 году начал этим интересоваться, на «Памяти народа» нашёл документы. Их тогда, кстати, было немного, а сейчас их 19 штук. Конечно, они все повторяются во многом, но в любом случае это интересно всё увидеть. Я собирал в основном такие источники. Я думаю, что в этом и суть генеалогии: даже если у тебя нет денег, даже если у тебя нет времени, то ты можешь ходить к родственникам, записывать их воспоминания, потому что со временем так получится, что родственников у тебя действительно не останется. Я часто встречаю такие случаи, когда люди готовы заплатить любые деньги, чтобы найти что-то. И они очень жалеют, что в своё время родственники сами хотели им рассказать что-то, а они это особо и слушать не хотели. Конечно, архивные источники это круто. Но на самом деле, даже самый крутой генеалогический специалист не сможет вам рассказать столько, сколько, например, вам сможет рассказать бабушка. Все исследования начинаются с этого. Можно, конечно, найти многое, но без воспоминаний будет очень тяжело. За это возьмут большое количество денег, но это не будет брать за душу, не будет стоить этих денег.

– С чего ты начал?

– Вообще 2021 год был для меня очень тяжёлым. Началось всё с того, что буквально перед Новым годом 2020 ушла из жизни бабушка. Её не стало 30 декабря. Три месяца я жил с дедушкой, вдовцом. Это было самое ужасное время в моей жизни. Потом у меня было не самое удачное выступление в Российском генеалогическом обществе. Я понял, что в какой-то момент я погрузился в самого себя и на всё абсолютно забил. Два месяца я ничего не делал. Только сдал экзамены, получил аттестат. Тем летом я задумался о создании карты. Вспомнил, что у меня была такая задумка. Я видел карту муниципального депутата Никиты Кириллова, где он отметил эти точки. Я ему просто задал вопрос: «А как ты это делаешь? Это же нужны какие-то навыки» Мне действительно тогда казалось, что нужно быть каким-то крутым айтишником. Но нет, это создаётся всё достаточно просто в Интернете. Я тогда подумал: «А если так можно, то можно создать карту госпиталей блокадного Ленинграда». Я видел, что похожие карты существуют. И я тоже задавал вопросы, но мне говорили, что для реализации необходимы миллиард условий. А тут мне человек буквально на пальцах всё объяснил, и я начал думать только о каких-то запросах, чтобы получить данные о расположении госпиталей.

Мне говорили: «Коля, информация есть в военно-медицинском архиве». Но каждый раз когда я звонил в этот архив мне отвечали, что нужно делать запрос от организации. В тот момент я уже забрал документы из школы, а в колледж еще не поступил. Я не знал, что мне делать, поэтому снова обратился к Никите: «Можно ли сделать запрос от муниципалитета или от газеты». А он мне: «А, давай! Чего ты мне сразу не сказал?» Когда нам пришёл первый отказ, он спросил, что делать. (Всего было 4 запроса, последний был положительным) И я предложил отправить запрос ещё раз. Хочу сказать ему отдельное спасибо, потому что мы бились до конца. С ним было достаточно удобно работать. Сейчас он, к сожалению, нашу страну покинул. Сделать запрос достаточно просто: макет один, нужно только распечатать, подписать и отправить в канцелярию. Госорганизации не любят отказов. Например, районная администрация мне сказала после отказа: «Коль, мы следующий отправлять не будем, бесполезно». Они в позу встали и всё. Мне ещё пришлось проходить вакцинацию для работы в читальном зале архива.


– Я знаю, что твой родственник убил Кирова. Как ты про это узнал? О чём думал тогда?

– Это достаточно давняя семейная легенда. У меня в родословной есть ветка Николаевых, которая проживала на территории Кировского района. И я до сих пор живу в этом районе. Мои предки с самого основания работали на Путиловском (Кировском) заводе. Об этой ветке в семье не любили вспоминать, что-либо говорить. У нас есть родственники по этой линии, но с ними никаких контактов нет. Бабушка сама говорила: «Мы их знать не хотим». Зачем-то всё засекретили. Мне несколько родственников рассказали, что моя прабабушка, жена моего прадеда (он троюродный брат Леонида Николаева, убийцы Кирова), уже в конце жизни в 80-е говорила, что этого Николаева подставили, будто он не мог на такое пойти. Но это достаточно странно. Надо ли было его оправдывать, если пропаганда того времени говорила всё ровным счётом наоборот? Киров был фактически вторым человеком в стране. Мне, на самом деле, даже интересно, что было бы, если бы Киров остался управлять городом. Это, конечно, такая альтернативная история, но мне это даже интересно. Но Киров был убит в Смольном 1 декабря 1934.

– Откуда появился тренд на родословную? Или его не существует? Почему?

– Мне кажется, этот тренд зародился не так давно. Я начал изучать до начала какого-то тренда, который появился в 2020 году, когда людям стало нечего делать и они вспомнили, что такое «родственники». Основная аудитория генеалогическая пришла именно в этом году. Не хочу разбрасываться стереотипами, но, по-моему, генеалогией занимаются женщины. Если описывать портрет этой аудитории, то это женщины, тридцати лет и старше, как правило, с двумя детьми. Им интересно создавать родословную для своих детей. Образование у таких женщин обычно не ниже среднего специального. Вообще особого тренда я заметить не могу. Если посмотреть на генеалогическую аудиторию, то в основном это одни те же люди. Понятно, что многие не светятся, поэтому их нет в информационном поле, хотя они могут быть специалистами. Возможно, именно наше поколение должно создать такой тренд. Почему нет такого тренда сейчас? Каждая родословная и каждая ветка - это отдельная история, и, с финансовой точки зрения. на одну ветки у тебя не уйдёт ни копейки, а на другую могут уйти миллионы. Как правило, у людей нет ни времени, ни денег.
Генеалогия делает из человека интеллигенцию.
Знание родословной делает из Ивана Безродного человека с семьёй, придаёт ему особую ноту.
– Зачем вообще изучать родословную? Какой от этого смысл?

– У меня немного иное отношения к генеалогии. Раньше я видел, что генеалогия - это родственники, с которыми прикольно знакомиться и восстанавливать связи. Но не так давно я это переосмыслил. Я понял, что одна из самых важных вещей в генеалогии – это понимание истории в целом, возможность извлечь урок, чтобы ты понимал, что это не просто прикольные факты, не топ-5 самых интересных фактов о своей семье. Это для того, чтобы ты понимал, чего нельзя делать. У меня есть очень хороший пример: дед по отцу был достаточно хорошим человеком, но у него была одна проблема: он докапывался до других и жаловался руководству. А если руководство это начинало скрывать, то он жаловался на руководство. Из-за этого его часто гнали с работы. И вот у мого брата, которого, кстати, назвали в честь дедушки, недавно был такой же случай. Он собирался идти жаловаться на руководство, но я его остановил, сказав: «Братан, ты делаешь всё то же самое, что делал наш дед. Он особого успеха в этом не добился». Он тогда задумался, потому что я говорил языком фактов, дал конкретный пример, который он прекрасно знает. Сейчас у него на работе всё нормально, ничего плохого не произошло. Я бы его не смог остановить, если бы не привёл пример дедушки. Одно дело, когда тебе говорят общими фразами, а другое, когда говорят историями твоих предков.
– Ты много времени проводишь в архивах. Насколько информация из учебников истории соответствует реальности?

– Я в основном занимаюсь краеведением, а не историей страны в целом. По документам всё совпадает. Например, блокаде посвящено не так много в учебниках и сказано всё самое основное, поэтому с этим спорить бесполезно.
– Как происходит процесс проверки различных легенд?

– Я в основном работаю с легендами из разряда: «Я знаю, что в этом доме проживал такой-то». Когда я это слышу, то пытаюсь выяснить, откуда они это узнали. В основном, об этом сказал какой-то троюродный садовник левого брата с третьего берега, который проживает на пятом километре степи Забайкалья. Понятно, что это всё проверить сложно. Сейчас у меня появилась информация, что в моём доме проживал Игорь Масленников. Я просто направил запрос запрос в жилищный муниципалитет, и они мне дали справку, что, действительно, в этом доме в такой-то квартире он проживал. Эту справку я не могу заказать самостоятельно, потому что мне её не выдадут как частному лицу. Но муниципалитету её дадут, и из их рук я её уже получу. Легенда проверяется так. Когда ты находишь документ, то понимаешь, что легенда подтвердилась. Очень важен масштаб легенды. Недавно меня спросили: «Платили ли родители за детей, которые были эвакуированы в блокаду?» Это невероятно масштабное исследование. Какие-то архивные документы предоставляли, но я в этот вопрос ещё не включался.
– Поговорим о карте госпиталей блокадного Ленинграда. Зачем она нужна?

– У Питера есть такая проблема: известно, что в блокаду здесь находилось огромное количество учреждений.
К сожалению, история немая.
Мы изучаем её по учебникам истории, но не особо чувствуем. Ну, да, был князь, царь, император, генеральный секретарь ЦК КПСС, президент. Это всё прекрасно, мы это изучаем, но даже в краеведении я вижу безымянные статьи. Но нет визуализации. Я историю очень люблю чувствовать. Люблю понимать, что в моей парадной проживали архитекторы, в соседнем доме проживали деятели искусств, а в том доме жил Герой Советского Союза. Можно уже экскурсии проводить без подготовки. Карта блокадного Ленинграда нужна, чтобы показать, что вот здесь находился госпиталь. Я получил огромный отклик от всевозможных организаций. Например, Юсуповский дворец был безумно рад, что у них был госпиталь. А ещё это проверка мифов. Например, мне многие писали: «В здании нашей школы находился госпиталь в годы Великой Отечественной». Какой госпиталь? Чем он занимался? Кто был начальником? Непонятно. Для сравнения хочу предварительно сказать, что сейчас я работаю над картой госпиталей Москвы. В Питере было их намного больше. Конечно, в основном это мелкие формирования: медсанбаты, батальоны выздоравливающих, но их место дислокации трудно определить, потому что не было особого предписания докладывать о своей дислокации, поэтому не сохранилась особая документация. Были и огромные госпитали, их тоже хватает, но их чуть поменьше.

Людям это тоже всё интересно. В госпиталях проходили лечение их родственники. У людей есть, например, номер их госпиталя, но они не знают, где находился этот госпиталь. Это интересно найти тот самый госпиталь. Мне удалось узнать, что отец Путина был ранен и был эвакуирован в госпиталь, который находился в здании юрфака Ленинградского государственного университета, и спустя время время на юрфак ЛГУ поступил Владимир Путин. Безумно интересно! А в госпитале на Суворовском, 171, проходил лечение от воспаления лёгких весной 1943 года Юрий Никулин. Как правило, медсанбаты также хоронили неподалёку от своего местоположения. У госпиталей были определённые предписания по захоронениям. Сейчас многие захоронение невозможно опознать, потому что город расширялся, территория застроена, а в советское время всё провели формально, особо не заморачивались ни с чем. А людям интересно узнать о захоронении своих предков.Как раз-таки история моего предка показывает, как такая карта поможет решить многие вопросы.

– Насколько я помню, ты начал изучать госпиталя из-за своего прадеда. Расскажешь про его жизненный путь?

– Да, всё начиналось с моего прадеда, Кононова Александра Кононовича. Он интересный человек, судя по его биографии. С него начались все мои исторические исследования. Его сын - Кононов Николай Александрович (в честь которого я назван) – меня подводил к поискам. Мы регулярно ездили на Пулковские высоты, где он похоронен. Однажды волею судьбы я случайно смотрел захоронения и увидел: «Кладбище у автодорожного института». Мне даже показалось, что этот институт был у Пулковской обсерватории, но я вычитал в краеведческой книге, что это кладбище – Чесменское, которое находится в другом месте. И ещё я знал, что он служил санитаром в Михайловском замке. Потом удалось подтвердить это. Прадед родился в 1897 году в семье крестьянина, у него был старший брат Иван. Перед началом Первой мировой войны Иван пригласил его работать на Путиловский завод. Жил он у своего брата, в районе нынешнего метро Нарвская. Началась Первая Мировая, он продолжил работать.

Во время Октябрьской революции он вступил в отряды Красной гвардии (первые вооружённые отряды большевиков). Его отправили на службу в Балтийский флот, где он принимал участие в обороне Петрограда и подавлении Кронштадтского мятежа. В 1921 году он демобилизовался и уехал в свою деревню, где прожил три года. А затем он переехал в Москву, женился там, но его жена умерла. В начале 1928 года он приехал в Ленинград. Там он познакомился с прабабушкой, Любовью Михайловной, ей было 20 лет. Они расписались, и сразу же родилась старшая сестра моего дедушки, Нина. Потом родились Валя и Коля (мой дедушка). Прадед работал на табачной фабрике Улицкого, которая находилась на Васильевском острове. Он состоял в партии, но его выгнали, потому что он прогуливал работу. Кстати, я называю это проклятием Кононова, дедушку тоже выгоняли с работы из-за прогулов, также получалось у моей мамы, и это всё передалось мне. Потом мой прадед попал в «Кировский поток» и переехал обратно в Псковскую область, в деревню Раковку. Я её нашёл чисто случайно, смотря карты. Я даже ездил на это место. Там прадед и прабабушка работали в колхозе. Но в 1939 году им сказали: «Мы вам предлагаем переехать на Карельский перешеек, мы вам будем платить хорошие деньги» Они, недолго думая, переехали. Им выделили финский дом, образовали колхоз.

Началась война. Прадед вернулся с работы (он работал лесником), и прабабушка собрала детей. Далее прадеда мобилизовали и взяли на службу в госпиталь в Михайловский замок. А прабабушка осталась жить там. Когда финны наступали, то они с родственниками бежали и жили в блокадном Ленинграде. Прадед проработал в госпитале до марта 1942 года, затем его отправили в миномётчики. Но он заболел и был направлен в госпиталь. Мне удалось найти его историю болезни с опросами на каждый день, точнее, мне его достали. Такой документ почти никто не сможет получить.
Такие истории сохранились по многим красноармейцам, но в справках почему-то пишут такую мизерную информацию…
Когда прадед выписался, то его отправили в военно-пересыльный пункт. Почти все бойцы Ленинградского фронта проходили через именно этот военно-пересыльный пункт. Этот адрес для меня очень интересный.

В 1942 году вся семья отправилась в эвакуацию, прадед договорился. Было сложно найти документацию, потому что в списке эвакуированных они не значатся. По домовым книгам могло показаться, что они просто умерли. В то время прадед попал пулемётчиком в районе Пулковских высот. Он был смертельно ранен и умер в медсанбате в день ранения. Его похоронили на Чесменском кладбище. Сейчас у меня загадка: почему его могла стоит на Пулковских высотах, если он захоронен официально на Чесменском? В списках захоронения на этом кладбище нет его имени. Я узнал историю, что в послевоенное время Чесменское кладбище было разнесено, часть кладбища была застроена. Из тех людей, кто обратился, некоторые смогли сделать такое «перезахоронение» на Пулковских.

– Тебе помогал кто-либо с её составлением?

– Я не могу сказать, что был один человек, который мне указывал: «Делай это, делай то». На пути было много людей, которые помогали решать мелкие вопросы, например, с тем же сайтом. Конкретно из людей, которые мне помогали с отправлением запросов, я могу назвать Никиту Кириллова. Он свою карту делал на Яндекс.Картах, но я обнаружил, что Google.Maps намного удобнее. Надеюсь, что Яндекс улучшит свой конструктор карт, и я перейду на него. Сейчас я учусь делать интерактивные карты на 2ГИС. чтобы они были действительно масштабные. Я хочу соединить все свои проекты: «Карту Героев», «Карту госпиталей блокадного Ленинграда» и другие.

– Что такое «Карта Героев»? Как пришла идея сделать такой проект?

Я задумался, что в моём районе жили известные люди. А я журналист муниципальной газеты, и там есть такая придирка, что человек, о котором я пишу, обязательно должен быть связан с районом. Как правило, материала нет, потому что люди мало пишут об этом. Иногда есть догадки, но их настолько мало, что о них нечего рассказывать. Я решил пойти с крупных проектов. Начал я с Ульянки, добавив информацию о Героях Советского Союза, о Героях социалистического труда. Со временем я задумался, что Ульянка это прикольно, но надо сделать что-то большее. Я информацию всю просеивал, а её терять я не хочу. Мне ещё в архиве говорили, что, например, карта госпиталей блокадного Ленинграда - это очень объёмная работа. Якобы проще сделать карту госпиталей Кировского района. Но на это ты только больше времени потратишь, на самом деле. Почему бы не сделать более крупный проект, чтобы не терять материал, а прорабатывать это всё?
– Почему ты выбрал формат именно интерактивных карт?

– Могу объяснить на примере «Карты Героев». Когда ты понимаешь, что в твоём районе жили не только гопники, но и деятели искусств, и в том числе Герои Советского Союза, люди, совершившие такие подвиги, о которых рассказывают в книжках, то это круто.
Герои Советского Союза для нас какие-то мифологизированные персонажи. Кажется, что где-то жили. Но я хочу показать, что они среди нас.
– Ты младший научный сотрудник Смольного музея. Как ты им стал? Тебе же всего 17 лет!

– В Смольном я выполняю все те действия, которые выполняет младший научный сотрудник: это поиск материала, предоставление справок, составление справок по работе какой-либо организации или какому-либо вопросу. Например, мне дадут задание узнать про управление делами ОБКОМАа, и я должен написать справку об их работе в целом. Это входит в обязанности младшего научного сотрудника. Как меня взяли? Вышла статья, что я составил карту госпиталей. Эту статью увидела одна из сотрудниц музея и отправила зам директору. Она написала мне. В один день мне нужно было сходить в Музей блокады и обороны и в Смольный музей. Я надеялся, что в Музее блокады и обороны мне в чём-то помогут, но он как мне не помогал, так и не помогает, и не идёт со мной на сотрудничество. Так не только со мной происходит, но и с другими исследователями. Потом я пошёл в Смольный, где мне сказали: «Коля, ты наш. Как только тебе 18 лет наступит, то сразу тебя оформим».
– Ты уже организовывал выставку в Смольном, на которую приезжал губернатор. О чём она была?

– Нельзя сказать, что именно один я её организовывал. Процесс организации достаточно муторный: нужно со всеми договориться, всё составить. Там были материалы, которые предоставил я: фотографии, документы, карты, мною нарисованные. Всё, что было представлено на выставке, сделал я. Там также стояли небольшие стойки, в которых лежали вещи. Над этим работала Молодёжная коллегия при губернаторе. Эта выставка была в здании Администрации Санкт-Петербурга, где работает Беглов. Поэтому Беглов не приезжал, а просто пришёл. Он вообще практически на открытия всех выставок в Смольном приходит, потому что музей находится прямо в здании Администрации города.
– Как вообще проходит процесс создания выставки в музее?

– Как правило, план выставок всегда есть. Сотрудники музея всё заранее обсуждают и понимают, что у них уже есть. Конечно, выставки все разные, но темы иногда похожи, например, «военные фотокорры». Поэтому что-то берётся из старых выставок, а потом ещё обсуждается, чего не хватает, что хочется добавить из интересного и нового. Обсуждается, как это будет показано и визуализировано. Это не картины, а варианты представления всевозможных документов. Опять же, любой документ взять и вставить нельзя. С меня обычно требуют фотографии и какие-нибудь приказы ленинградского ОБКОМа или ГОРКОМа, которые заседали в Смольном.

Музей Смольный направлен на то, чтобы показать жизнь глазами Администрации города, ОБКОМа и ГОРКОМа, как они всё видели. Я могу провести шикарное исследование, но если не будет какого-то указа или распоряжения, то музею эти исследования не будут нужны. Сейчас мне говорят: «Коля, найди документы по технической комиссии, которая была при ГОРКОМе». Я нашёл наработки какие-то, но я не могу пока найти документ о создании комиссии. А без этого документа мне тяжело что-либо делать. Мне говорят: «Коля, это всё хорошо, но без этого документа о создании, где стоит подпись Жданова (первого секретаря Ленинградского ОБКОМа и ГОРКОМа ВКП (б)) или Кузнецова, нельзя». Сейчас я документ нашёл, всё нормально.

– Ты говорил, что планируешь поступать на истфак СПбГУ. К ЕГЭ готовишься?

– Я сам не до конца определился, кем хочу стать. Я не хочу быть айтишником, на которого учусь в колледже, хотя это прибыльно. Я определился, что поступлю на историю или госуправление. Сейчас у меня фаворит история. Я сдаю русский язык, базовую математику, историю и обществознание. К ЕГЭ я активно готовлюсь. За последний пробник по истории у меня было 83 балла, а за обществознание было 67 баллов. Обществознание – это действительно сложный предмет, даже посложнее истории. План такой: я сдам ЕГЭ и поступлю на истфак Герцена, потому что, к сожалению, на заочном можно только там. Есть такая вероятность, что я перееду в Москву, когда создам карту госпиталей этого города. Но у меня не так много знакомых из Москвы, чтобы я мог переехать основательно. Хотя я в Военно-медицинском архиве потихонечку поднимаю информацию о московских военных госпиталях. Я хочу сделать такой проект, который будет ещё круче, чем карта госпиталей блокадного Ленинграда, заморочиться с этим, чтобы сделать всё, как надо. Понятно, это невозможно сделать без работы в московских архивах. Я не смогу выпустить просто так проект. Мне нужно будет поработать в архиве Москвы и в ЦАМО. Летом следующего года я хочу приехать в Москву, чтобы поработать.а и ГОРКОМа ВКП (б)) или Кузнецова, нельзя». Сейчас я документ нашёл, всё нормально.

– У тебя есть какие-то льготы на поступление, если у тебя столько исторического опыта, или ты проходишь отбор со всеми?

– Я не писал никаких олимпиад, поэтому особых льгот нет. Я получал приглашения от преподавателей поступить к ним. Сказанное мне когда-то навряд ли даст возможность поступить. Портфолио мне не поможет, если будут плохие баллы ЕГЭ.

– Как полюбить историю?

– Историю полюбить можно, но не нужно. Я спокойно отношусь к людям, которые не любят историю. Часто люди начинают любить историю со школьной скамьи, когда учитель рассказывает о своём предмете не как о дисциплине, которую надо сдавать, а как о предмете, который он действительно любит. Мне не особо повезло с учителями.

После каждого их урока я историю ненавидел.
Я считал, что абсолютно бесполезный предмет. Нам давали какие-то творческие задания из разряда: “Сделайте кроссворд” или просто задавали выучить параграф. Они настолько формально ко всему относились, что никакого желания ходить на их уроки точно не было. По истории Санкт-Петербурга у меня 4, хотя учительница мне грозилась поставить 3 со скрипом в зубах из-за отказа участвовать в конкурсе проектов (это было в 7 классе, а отказался я из-за очень маленьких сроков предоставления проекта) . Просто по истории России мне влепили тройку в аттестат.
Made on
Tilda